Из Ленина в Манаса: нет невозможного для гримера

Из Ленина в Манаса: нет невозможного для гримера

Превратить юную красавицу в почтенного старца, а ужасную Жез Кемпир в сияющую молодостью девушку? Легко. Для Гульнары Суранчиевой, бессменного гримера Кыргызского национального академического драматического театра имени Т.Абдумомунова, нет невозможного по части перевоплощений. Секретами своей профессии она поделилась с корреспондентом Аpril.kg, которая во время спектакля наблюдала в гримерке за работой мастера.

За кулисами

Вечерний час. В то время как зрительный зал погружен во тьму, и каждый внимает тому, что происходит на освещенной софитами сцене, за кулисами суета. Небольшая комнатка гримера заполнена ожившими персонажами дней минувших – в четко прорисованных чертах некоторых из них можно узнать отдельных государственных деятелей, сыгравших большую роль в кыргызской истории. Последние штрихи, и они готовы к выходу на сцену.

- Где мои волосы? – забегает известная артистка и требовательно распахивает шкаф, а в нем косы и пряди, иссиня-черные волосы и седые космы. Артистку усаживают в кресло и начинают быстро вплетать в короткие волосы длинные чужие. Когда она встает, тугие косы внизу украшены монетами. Уходит эта артистка, забегает, нервно смеясь, другая. Она поправляет элечек и быстро садится в кресло перед Гульнарой:

- Три минуты, у меня всего три минуты.

За это короткое время гример успевает очень «омолодить» персонаж, как этого требует роль.

- И часто у вас так? спрашиваю, когда поток артистов немного стихает.

- У нас вообще ненормированный рабочий день, - отвечает Гульнара Суранчиева. - Спектакль идет со вторника по субботу. Бывает так, что если утром работы нет, то мы приходим в три часа дня, а в четыре подходят артисты, и мы начинаем накладывать грим. Не так, что всех загримировали и свободны, а вплоть до самого окончания спектакля работа продолжается. За это время мы с помощницей должны успеть кому-то что-то подправить, кого-то, исходя из роли, надо изменить – состарить или омолодить, изуродовать, быть может, а то и совсем в другого персонажа превратить. Чаще всего мы здесь с десяти утра и до самого вечера, пока не закончится спектакль и не будет снят грим с последнего артиста.

- А не обидно? Вы ведь такую работу проделываете для того, чтобы перевоплотить артиста, а он потом все это просто снимает.

- Конечно, обидно, а что делать? Работа такая. Бывает, делаешь, стараешься, 40 минут возле артиста крутишься, всю душу вложишь, а как спектакль заканчивается, он сразу приходит и просит снять: «Ай, эже, снимите». Иногда и сам снимает. Театральный грим несложно снять. Основа масляная, поэтому достаточно только ваткой с вазелином провести, и все. А вот накладывать его – это не каждый артист сможет.

- Какой грим вам было сложнее всего накладывать? – допытываюсь.

- Грим Ленина, пожалуй. Портретный грим вообще очень сложен, ведь надо максимально точно передать сходство, облик человека. Помню, когда первый раз гримировала артиста под Ленина, очень волновалась. Этот процесс еще и операторы снимали, которые специально из Москвы приехали. Два часа я колдовала, и в итоге все получилось. Свой экзамен на профессионализм я сдала.

- А есть разница между театральным гримом и для кино?

- Конечно, есть. Камера любит тонкость, поэтому и грим там особый, свой, более легкий, чем театральный. Вот, например, пригласили меня как гримера на съемки одного фильма и режиссер объясняет задачу: по сценарию три девочки-подружки, две из них сельские, а одна городская, но визажист всех троих накрасила одинаково. И вот что получилось: одинаковые брови, глаза, губы - всех накрасила так, как принято сейчас девушек красить. В результате все они получились почти на одно лицо, не отличишь, еще и со «стервозинкой». «Эже, - просит меня режиссер, - мне надо, чтобы девушки были просто миловидными, спокойными, чтобы отличались друг от друга, как по сценарию». И я сделала двух сельскими, а одну - городской.

- Ну а театральный грим какой? – любопытствую.

- У него свои задачи. Зрители сидят далеко, прожекторы светят ярко, вот поэтому мы очень грубо делаем: чтобы были видны брови, очертания глаз, щеки – все это надо четко обозначить. Зритель должен видеть, какой это персонаж.

Утекающие носы

Дверь снова распахивается, и к креслу перед Гульнарой Суранчиевой устремляется мужчина средних лет. Из вороха отложенных бород она выбирает одну, промазывает подбородок артиста специальным клеем и аккуратно приклеивает бороду. Его персонаж в конце спектакля должен появиться будучи уже стариком.

- Крепко будет держаться? – спрашиваю, кивая на бороду.

- Должна. Будем надеяться, - отвечает Гульнара. - Иногда, бывает, что и отклеиваются. Иногда, когда слишком сухо приклеено, не держится. Порой выходит артист на сцену и начинает под софитами потеть, тогда борода и усы отклеиваются. Чуть возможность есть, артисты бегом ко мне, чтобы лучше подклеила. Но это не часто происходит.

- А еще какие-нибудь казусы в вашей работе случались? – спрашиваю.

- Ну вот был у нас один народный артист, сейчас не работает. Попросил он меня как-то сделать ему нос. У него свой-то нос большой, а он хотел еще увеличить. «Ой, зачем тебе этот нос?», - говорю. А он просит: «Давай, сделай, пожалуйста». Ну, я и сделала. Клеем намазала, но только чуть-чуть. А артист потел, и я смотрю за кулисами: нос двигается вниз, он потихоньку вверх его подталкивает. Нос опять вниз, артист его вверх (смеется).

В этот момент загримированный артист ощупал перед зеркалом бороду, подмигнул отражению, сделал глубокий вдох и поспешил на сцену.

Гульнара опускается в кресло. На столе лежит чурбачок, прикрытый тонкой прозрачной материей.

- Что это? – интересуюсь.

- А это я бороды делаю. И усы.

- Сами?

- Ну да. Из волоса буйвола.

Гульнара берет в одну руку чурбачок, обтягивает его тканью, в другой у нее крючок – им она захватывает тонкий волос, продевает его в крохотную дырочку в материи, закрепляет и повторяет ту же процедуру с другим волосом. И так раз за разом, волосок за волоском, пока на чурбачке вместо прозрачной материи не появится почти настоящая борода.

- Это очень мелкая и кропотливая работа. Если надо сделать большую бороду, то управляюсь за дня три-четыре, иногда уходит целая неделя.

О профессии

- А это я тоже сама делала, - Гульнара достает с верхней полки шкафа парик из желтых волос, уложенных в причудливую прическу. – Это был парик с короткими волосами, я к нему вот эти косички еще присоединила. Для спектакля по Гоголю делала. За день две такие прически сделала. В следующий раз, если они понадобятся, то вот они, ждут своего часа.

- А вот этим волосам уже лет сорок, - говорит, показывая парик из длинных черных косичек, гример. – Их еще Татту Турсунбаева носила (Таттыбюбю Турсунбаева - заслуженная артистка Киргизской ССР. – Прим. ред.). Вот этот парик специально сделали для ее роли в спектакле про Кожожаша. Сорок лет косичкам, а они до сих пор в хорошем состоянии. Стараемся, поддерживаем.

- Почему решили стать именно гримером? Как вы пришли в эту профессию?

- Я ведь сама была артисткой, танцевала хорошо. И мне одинаково нравилось и рисовать, гримировать. Просто наступил момент, когда пришлось делать выбор. И я выбрала работу гримера. Ничуть не жалею об этом. Я работаю гримером в Кыргызском академическом драмтеатре с 1975 года. Тогда здесь работал Абдылдабек Сманалиев - единственный в Кыргызстане гример. Он тоже был и артистом, и гримером. Многому меня научил - и тому, что гример должен чувствовать настроение актера, и тому, что это, прежде всего, искусство. Как художники создают свои полотна, так и мы создаем. Только они используют бумагу, холст, а мы – лица. В 1986 году я поехала в Москву и месяц работала во МХАТе и Малом театре. Сейчас при нашем академическом театре есть училище, и я третьему-четвертому курсу передаю свои знания. Часто говорю им, что если артист будет способен сам наложить себе грим, это ему же в плюс, потому что порой не предугадаешь, куда тебя занесет на гастролях. А грим на 50-60 процентов помогает артисту в создании образа.

- И все же, почему грим? Чем вам нравится ваша работа?

- Каждый новый спектакль – это новый образ. Каждый новый образ я продумываю, прорабатываю, фантазирую над ним. Мне именно это нравится. Мне вообще нравится процесс гримирования, видеть, как постепенно меняется лицо, любоваться этим артистом. Мне хорошо от того, что это именно я создала тот или иной образ.